Интервью с Олегом Роем

А так же вдогонку прошлолетнее интервью с Олегом Роем. Делал я его для газеты “RE:акция”(пусть типографский станок ей будет пухом(или куда уходят газеты?), но вышло оно далеко не полным.

Стандартный шум и гам столичного кафе. Внутри хотя бы прохладно. За столиком сидит молодой мужчина с модельной стрижкой и дорогими часами. Хорошо бы его сфотографировать и поместить на обложку женского глянца, а он, оказывается, писатель. Олег Рой. И его книгами, совсем недавно вышедшими в России, уже с удовольствием зачитывается целая армия фанатов.

Рой – это же псевдоним? Откуда появился новый писатель с новым именем?
Все просто. Рой – это Р-О-Ю – Резепкин Олег Юрьевич. И чтобы не было этого – рою – решил заменить последнюю букву на «й». Так что никакой мистики, ни с какими звездами, парадами планет или прочими знамениями не связано.

Но не появился ли с новым именем новый человек? Можно сказать, что в имени уже заключен сам человек – его характер, его судьба. Были книги Олега Резепкина, есть книги Олега Роя.
Я стараюсь свою жизнь делить на две составляющих. Та, которая была связана с той фамилией, и та, что началась 9 месяцев тому назад, с появлением псевдонима. Я пытаюсь сторониться той прошлой жизни. Это все было там, это было в Европе, все, что было связано с Резепкиным, было нужно кому-то там, но не здесь. Здесь же все по другому и ассоциируюсь я полностью с Роем. Сделал себе новые визитки, где полностью отошел от своего имени, за которое и не держусь, если честно.

На черной визитке серебряным тиснением логотип киностудии – стрелец, выпускающий стрелу-луч, превращающийся в киноленту. Oleg ROY. Вся информация на английском. Визитка не такая крутая, как та, что приглянулась Патрику Бейтману в «Американском психопате», но, черт побери, тоже очень хорошо выглядит.

Креативный продюсер? Что креативите для киноиндустрии?
Во-первых, я сейчас много пишу синопсисов к различным киносценариям. Во-вторых, несколько моих книг собираются экранизировать, так что я координирую съемочный процесс, в чем-то контролирую его. В-третьих, компания «Каскад» заказала мне интересную историю – «Бригада 2», которую уже в августе-сентябре начнут снимать.

А как обстоят дела с экранизацией MIRAMAXом вашей книги «Няня»?
Из последнего, что я знаю, его возили в Канны. Выставляли там на продажу. Ведь в Каннах, помимо ежегодного фестиваля – проходит самый большой кинематографический рынок, где предлагаются ленты и покупаются права на их прокат. Не знаю, купили ли его для России.

Как складывается ее прокатная судьба? И как вообще удалось пробиться на MIRAMAX?
Нормально. Это не фильм на Оскар, не какой-то кино-шедевр. Следовательно, она имеет спокойную прокатную историю.
Что до американской экранизации не вижу в этом ничего удивительного. Сегодня огромное количество российских актеров, режиссеров и сценаристов выполняют голливудские заказы. Просто для нас все это проходит как-то незамеченным.
Книга «Няня» изначально вышла на английском языке. В Голливуде существует обширный штат «читальщиков» – люди, которые отчитывают определенный объем рейтинговой литературы и предлагают ее для экранизации киностудиям. Это целый бизнес. Вообще сегодня кинематограф одна из наиболее прибыльных и активно развивающихся сфер деятельности.

Возможно даже отечественный кинематограф?
Как бы сейчас ни говорили, что происходит рассвет российского кинематографа, это не так. Я считаю, что это очень-очень далеко не рассвет, солнце только собирается вставать, даже петухи еще спят. Сейчас эпоха продюсерского кино, надеюсь, эта волна и вытянет отечественный кинематограф из той задницы, где он сейчас пребывает. Хотелось бы, чтобы у нас в кинотеатрах был расклад не 20% российского кино, а 80% голливудского. Хотя, даже с этими 20% есть свои проблемы. Ведь они практически все содраны с заокеанских фильмов. Ведь это стыдно, когда идешь по улице и видишь билборд «Реального папы» с Пореченковым – даже фотография с Дизеля содрана.

Лично меня, в свое время поразила «9 рота». Когда я смотрел этот фильм, то абсолютно ясно видел – вот «Цельнометаллическая оболочка», а вот «Апокалипсис сегодня» . Вся учебка содрана из фильма Кубрика.
Да, там можно увидеть даже заимствования из фильмов последних лет, из того же «Падение черного ястреба». Однако с «9 ротой» надо быть осторожнее. Это была проба пера. Первый блин, который не вышел комом. Получился действительно зрелищный блокбастер, который полностью отбил свою кассу. Еще очень хорошо и правильно были сняты «Грозовые ворота» и «Русский перевод». А что до фильмов а ля «Любовь-Морковь», «Реальный папа», даже не знаю что сказать. Мне стыдно.

Тогда за что не стыдно из современного кинематографа российского? К тому же, не кажется ли, что этот тот мусорный этап, через который необходимо пройти.
А вот за что не стыдно, того очень мало. Тут ситуация, как с книгами. Порой спросишь собеседника: «а что вы читаете?» И начинается: Чехов, Гоголь, Достоевский. Да не читает никто из них этого, и не читал никогда. Так что не буду говорить, ни о каких Тарковских или Германах. Не стыдно за Лунгина, за «Остров». Не стыдно за то, что когда его не признали, когда он провалился и мнения разделились ты через некоторое время понял – что был прав, считая этот фильм интересным.
Есть вещи, которые снимаются в угоду веяниям. Особенно на телевидении. Из последнего, могу назвать таким примером «Апостол». Но тут другая история, каналы борются за рейтинг. Начинаешь смотреть, вроде бы и интересно, но уже на третьей серии понимаешь, что это полный бред.

А мне из недавнего очень «Кука» понравился. Очень трогательный и добрый фильм, да и актеры прекрасно играют.
Я начал его смотреть. Но мне не очень нравится, когда фильм изначально ориентирован на то, чтобы вытянуть у тебя слезу. Такая категория фильмов имеет право на существование, просто мне не очень она нравится. Снимать такие фильмы можно, но нужно ли? Я в свое время был директором интерната для сирот и детей оставшихся без попечения родителей и написал книгу. Называется «ТЮЗ». Книга о том, как мальчик из благополучной семьи попадает в интернат. Его родители погибают в авиакатастрофе. Его родители то же были интернатовскими, так что у него нет ни бабушек, ни дедушек, и ему прямая дорога так же в интернат. В книге описывается его жизнь в интернате. Каждая глава – это небольшая законченная история. Так вот этих вот «Кук» можно было наснимать 16 глав. Снимать очень просто всего две вещи: слезы и ужастики. Но ни то ни другое пока не умеют хорошо снимать. Нас пока не приучили к хорошему кинематографу. Хотя неплохие заявки есть, к примеру, «Ведьма». Такой ремикс, за который не стыдно.

Тогда, возможно, и «Мертвые дочери»?
Да, тоже очень неплохо. К сожалению, это пока единичные случаи.

А как давно начался ваш «роман» с литературой? Книг уже написано и издано не мало.
В большой литературе, то есть, с момента, как меня начали издавать, я уже 17 лет. Если мы говорим, что за 17 лет я выпустил всего 13 книг, значит я очень и очень ленивый человек. Так что книг не много. Их очень и очень мало. Я не могу писать как Донцова по три книги в неделю. На написание одной книги у меня уходит 6-8 месяцев. Зачастую я, как правило, бросаю книгу и ухожу в другую историю. По ходу написания романа я часто набредаю на тему, которая мне более интересна, и я ухожу в нее с головой. Она становится мне гораздо интереснее чем то, что я сейчас пишу. Развивая ее, я понимаю, что это совершенно другой роман. У меня сейчас в столе романов 17 недописанных и неизвестно, вернусь ли я когда-нибудь к ним. Скорее всего – нет.
Нужно в год писать 3 романа. Это если ты хорошо, качественно пишешь.

А почему нужно? Кому нужно? Толстой вот писал десятилетиями свои вещи.
Нет. Мы сейчас говорим о современном писателе. О том, для кого книги – это деньги, на которые живет он и его «крепостные». Сегодня быть писателем – это бизнес. Это продажи, это рейтинг, это имя, это твой бренд. Если ты писатель, ты обязан писать не один роман в 11 лет, а три романа в год. Тогда ты понимаешь, что это движение вперед. Тебя могу т экранизировать, ты можешь получать с этого дивиденды. И развиваться, как писатель. Это если у тебя нет попутного бизнеса, как у меня – киностудия.
Довольно-таки потоковый подход. Романы делаются, как на конвейере.
Вот и я так не могу. Три книги в год это не для меня. Я пишу две книги за полтора года. Если бы писательство было моим бизнесом, я бы так писал и нормально бы существовал. Но для меня книги – это не бизнес.

А не хочется превратить свои книги в бизнес?
Хочется, конечно. Но тогда придется переступить через собственное «Я» и нанять себе рабов.

Пока нет рабов, расскажи, откуда берутся идеи для твоих книг?
Из жизни. Из окружающего мира. Только часто они предаются, забываешь их, откладываешь, начинаешь другую линию. У меня тут была одна дебильная ситуация. Я написал часть романа, который показал издательству «ЭКСМО». Он им понравился. Он назывался «Барселонская галерея». Очень хороший роман. Я редко хвалю собственные вещи, но это тот случай, когда можно так сказать. И когда я был на середине романа, меня захватила новая история. Я бросил «галерею» и начал новую вещь, которая называется «Сценарист».

Может хотя бы он дойдет до конца?
Думаю, он дойдет до конца. Я как раз на днях был в издательстве «ЭКСМО» и доказывал, что я напишу вещь лучше, чем «галерея». Не переживайте, что не получилась та вещь.
Сейчас я полностью поглощен «Сценаристом». Каждый день пишу, с головой ушел в эту историю.

Как я мог судить, по твоим предыдущим книгам, герой снова будет поставлен в экстремальную ситуацию. На острую грань выбора. Зачем ты так мучаешь своих героев? Что открывается в людях, когда они оказываются на грани?
Мы совершенно точно можем сказать, что внутри нас есть второе «Я». Мы можем по-разному его называть. Душа, к примеру. Зачастую мы его не слышим, не видим. Так вот, экстремальная ситуация подводит нас к такому состоянию, когда мы начинаем меняться, пробуждаются наши скрытые силы и возможности. Это самое второе «Я» трясет тебя и говорит, что ты способен, ты обязан делать то-то и то-то. Именно это второе помогает нам по-новому взглянуть на старого забытого друга, которого ты унизил и забросил. На жену, которой ты постоянно изменял. На сына, которого ты оставил еще в детстве. На многие вещи открываются глаза. Это новая отправная точка.

Так все-таки, человек – это звучит гордо? На самом дне самой глубокой пропасти нашей порочной и мерзкой души могут оказаться силы для прекрасных порывов и добрых свершений?
В Евангелие написано: я создал вас по образу своему и подобию. Что это значит? Это значит, что каждый из нас Бог. Так что человек, сидящий здесь – Олег окидывает взглядом пару десятков посетителей кафе – это не просто звучит гордо, каждый человек – Бог! Человек самое могущественное существо на этой планете.
Так же, там написано: возлюби ближнего своего. Мне очень важно расшифровать эту фразу. К этому вопросу я обращаюсь во всех своих романах. Кто этот ближний? Это мама, папа? Дочь, сын? Сосед по площадке, человек сидящий рядом за столиком? Как нам разгадать этот код?
Вот, например, официант принес тебе воду. Он же не плюнул туда, мог бы так сделать, но не сделал.

Я с недоверием покосился на свой бокал.

Каждый должен относиться к другому, как к самому себе. Тогда не было бы войн, мы не разделялись по религиям, не было бы споров.

Твои первые книги были изданы в Европе. Как европейцы к ним отнеслись? Читатели пустили твои книги в свою библиотеку, на прикроватную тумбочку, или туда где еще книги читают?
Мой первый роман, который вышел в Европе назывался «Зеркало». В одной из газет была огромная статья, в которой писалось, что, мол, приехал из России молодой (тогда молодой) писатель и издал свою первую книгу, в которой призывает «золотую молодежь» Швейцарии закончить жизнь самоубийством. Книга разошлась моментально. Я взял свою книгу и стал перечитывать, искать тот «25 кадр», в котором призывал к суициду. И эта книга и последующие потом хорошо продавались. Выходили разные статьи. В одной говорилось, что Олег Резепкин точно знает, как брошенной женщине после развода оставить все состояние мужа себе. Это поп поводу одной из моих книг. После такого я заявления я уже не стал перечитывать свои книги.

Возможно, ты виноват в волне разводов с олигархами, прокатившейся в прошлом и это году. Можешь стать консультантом?
Хорошо, если бы это было так. Тогда я мог бы сказать, что достиг некого уровня, некого мастерства. Могу открывать свой кабинет по бракоразводным процессам и получать комиссию с этого дела.

Представь, что я персонаж твоего нового романа. Нет ни этого кафе, ни людей вокруг, ни звона бокалов и противного скрежета стульев по полу. Я образ, возникший в твоем воображении. Какой будет эта история?
Я начал бы с того, что тебе 45 лет.

Почему? – спросил я и тут же поплатился за то, что перебил писателя.
Нет, тебе даже 55.
Подмосковная маленькая деревушка. Хороший домик. Очень чистый и светлый. Хороший приусадебный участок, в котором видно, что рука хозяина когда-то к нему прикасалась, но сейчас уже все поросло. ТЫ сидишь в кресле качалке, укутавшись в плед, который тебе подарил кто-то из твоих родственников. Это может быть сестра или жена. Но первая. Вторая тебе к этому времени уже ничего н дарила. Ты укутался в этот плед, тебе нравится его запах. Запах, в котором ты вспоминаешь, что у тебя было. Иногда пледы пахнут вещами, которые уносят тебя в далекое-далекое прошлое.
Ты сидишь один. Кресло качалка поскрипывает. Лист, который прилип к оконному витражу, пытается удержаться, чтобы побыть с тобой. Ему жалко, что ты один. Ты смотришь в камин. Дрова, которые ты принес в него недели четыре тому назад, так и остались незажженными. Осень. Тебе холодно, но плед спасает. Вставать не охота. Паук, который точно знает, что ты не зажжешь эти самые дрова, свил себе там гнездо и оттуда наблюдает за тобой и за листочком.
За окном вдруг кто-то сигналит. Нет, это не телефон. Ты подумал, что телефон, но нет. Кто-то сигналит, кто-то приехал. Кто бы это мог быть. Во-первых, скоро вечер. Во-вторых, ты никого не ждешь. Тебе ничего не интересно, ты находишься в абсолютном творческом ступоре. Именно в том, который предвещает, скорее всего, кончину. Но снова сигнал. Да что же такое! Ты нащупываешь тапочки, они почти присохли к полу. ТЫ плетешься к двери. Открываешь ее и через маленькую аллейку, которую ты делал когда-то с сыном (а где он сейчас? Наверное, в Америке, а может быть нет? Он что-то тебе говорил, что куда-то с женой переезжает. В Америку? В Хьюстон? Бостон? Где-то там, не важно). За калиткой стоит незнакомый тебе человек. И что самое интересное, он одет не по сезону: в футболке, загорелый, краснощекий. Да как же он помещается в эту машину? У него открыт багажник, и он призывно машет тебе рукой. Ты пытаешься крикнуть, но за те недели, что ты провел в доме в молчании, голос почти пропал. Ты плетешься к нему, хочется спросить: Чего тебе надо, в конце-то концов. Но образование, ты все-таки культурный человек. Ты спрашиваешь:
- Что?
- Вы знаете, у меня корова просто с ума сошла. Она молока дает столько, сколько сена мы ей не даем. Возьмите у меня трехлитровочку. Вы весь бледный. Возьмите молока. Бесплатно. Нам лишь бы раздать соседям.
А почему бы и нет. И не потому, что бесплатно, а потому, что банка – вот она. От нее исходит легкий парок. Он сует ее тебе в руки и деваться некуда. Ты прижимаешь ее к себе. Господи, она действительно теплая! Вот оно счастье казалось бы: теплое молоко, улыбающийся человек. Приду домой, налью молока, разведу камин, прогоню, наконец-то, этого проклятого паука, отлеплю от стекла этот чертов листок. Или оставлю его. Для дочери. (Кстати, где она? Звонила. С Москвы? Или она с другом уехала в Италию.) Мы когда-то в детстве собирали с ней гербарии.
И ты уже собрался уходить.
- Послушайте, у меня хлеб есть. Ведь что вы будете одно молоко. И у меня есть банка меда!
Господи, да какой же он хлебосольный. Ты не успел ему хоть что-то сказать, а у тебя в руках уже хлеб и маленькая банка с медом.
- Кстати, у меня деньги в доме.
- Ничего, соседи. Сочтемся. Кстати, я живу за тем маленьким леском.
Ничего себе соседи. Если для него я сосед, то кто же мой друг по этажу, того дома, где я давно не был. Кстати, надо позвонить другу. Давно ему не звонил. У него умерла жена. У нее был рак. Он был долго в депрессии. Господи, почему ему не позвонил. Надо срочно прийти и позвонить. И вот, ты плетешься назад. ТЫ заходишь в дверь, а ветер шутник, он сделал сквозняк и дверь за тобой резко захлопывается. Дверь защемляет плед. И тапочки скользят по полу. Ты не понимаешь, что происходит, и ты падаешь. И вот, ты лежишь в лужице из молока и липкого меда. В пледе, который как назло все быстро впитывает. И ты понимаешь, что все. Это действительно тот ступор, из которого выйти уже невозможно. И ты один. И листок, которому надоело смотреть, как ты барахтаешься, ушел с окна. И паук куда-то исчез. Единственный, кто остался с тобой рядом, это твой ангел хранитель, который первый раз в жизни спускается к тебе.
Ты смотришь на тебя и спрашиваешь:
- Где ты был раньше? Где ты был все эти годы? Где ты был, когда я забыл о своем друге, когда я забыл, где моя дочь, где мой сын.
- А я читал твои книги, твои статьи. Твои труды, которыми зачитываются все. Ты меня тоже подсадил, как и всех. Что ты от меня требуешь? ТЫ слишком интересно пишешь? И что- мне бросить это все? Ради чего? Ты борись.
- Я не хочу. Вот только надо дописать свой последний роман. Только пообещай мне одно.
- Конечно. Все, то ты хочешь.
- Пусть исполнится все, что я напишу.
- Хорошо, я все сделаю. На то, я и ангел-хранитель.
И ты садишься писать. И тут звонит телефонный звонок.
- Алло.
- Привет, – это твой друг.
- Я так долго ждал твоего звонка!
- Я завтра собираюсь на кладбище. Да, конечно к ней. Мне очень грустно ехать туда одному. Могу я приехать к тебе, и мы поиграем, как прежде в шахматы. Я знаю, ты ненавидишь эту игру. Но мы просто посидим. А я буду ходить и за тебя, и за себя. А ты будешь попивать водку. Я знаю, тебя от нее тошнит.
- Да, конечно приезжай. Прости, что я так долго не звонил.
ТЫ садишься писать дальше, и вдруг снова звонок.
- Папа, привет.
- Ты откуда?
- Я в Москве. Я была в Милане со своим другом, и мы решили там обручиться. Знаешь, папа, я теперь замужем. И я хочу срочно к тебе. И если ты скажешь нет, учти, мы уже по дороге к твоей сраной деревушке. Прости за слово «деревушка». Я хочу тебя с ним познакомить.
И ты слышишь, что где-то там останавливается машина. И снова звонок.
- Любимый, привет. Да, я знаю, что я тебе надоела. Я знаю, что я у тебя треть по счету. И у нас с тобой тоже ребенок. И то, что мы с тобой пока не в официальном разводе, не дает тебе право думать о других. Ты, наверное, нежишься в кровати с четвертой. Кстати, видела сегодня твою вторую. Мы с ней решили крестить моего. Она решила быть его крестной мамой. Я сегодня приезжаю к тебе.
Опять звонок.
- Папка, привет тебе из далекого Бостона. Я решил приехать к тебе.
И вот, уже через час в твоем доме бедлам. Жены, друзья, дети. И все вокруг тебя, и во имя тебя. И вдруг ты понял, что ступор – он только в тебе самом. И чтобы выйти из него, может, даже ангел-хранитель не нужен? Надо просто жить.
И на следующее утро, ты понимаешь, пора браться за новый роман.