23. Захар Прилепин, «Санькя»

Я-то думал, что прочту хорошенькую драму, так разрекламированную многими, казалось бы вызывающими доверия критиками, а оказалась – сказочка.

Однако, не так проста сказочка, как окажется чуть после. Ну-с, поехали!

«Санькя» прочитал, пожалуй, уже даже самый ленивый. Я же, следуя заветам сэра Макса, утверждавшего – что новость для него должна стать историей (а свежая газета поваляться пару дней на полу) – тогда он ей и заинтересуется. Странный зуд возник во мне – хочу прочитать Прилепина. Вошел в первый книжный. Отыскал «Санькя» – выложил 320 рублей (заодно подивившись, как Ad Marginem (издательство) жирует-то нонче на Прилепине (7-ое издание, кстати, романа).

Для начала пара слов о сюжете, который, наверное итак многие знают. Главный герой – Саша Тишин – молодой нацбол(чуть за двадцать). Санькя – так произносит его имя (Санька) бабушка главного героя. Тишин – нацбол конкретный. Железобетонный. Короче – труЪ. Под конец романа, продравшись через страницы соплежуйства, рефлексии и патетичных монологов Санкья устраивает революцию в отдельно взятом городке. (Так же, судя по всему, революцию устраивают нацболы и по всей России). Правда, так же, судя по всему, переворот проваливается. Где-то посередке и вскользь – Санкья пробует любовь. Осуществляет неудавшееся покушение на латвийского судью. Много пьет.

Вообще, все нацбол-атрибуты в книге угадываются очень хорошо. И «ня, смерть!», и в заключенном в тюрьму лидере Костенко легко угадывается «подросток Савенко». Кстати, пара слов о Лимонове. Запомнилось мне хлесткое соловьевское определение, сказанное им на одной из встреч с читателями: «Лимонов – это престарелый фавн, которому необходимы молодые тела, дабы питать себя». Что ж, и тогда, и сейчас это определение мне показалось довольно точным. Роман «Санкья» – лишь утвердил меня в этой точке зрения. Но, стоп, о политике больше не будем (хотя и не сказали, вроде ничего особенного). Мы говорим – о литературе!

Роман «Санкья» хвалили многие на сотни языков. И есть за что. Сравнивали Прилепина с великими русскими писателями. Горький – пришедшийся на язык и перо «Российской газеты», кто-то, как мне показалось, с дуру, ляпнул – Тургенев. Лимонов, кстати, так же не удержался от комментария и сравнения: «Я пожалел, что эту книгу написал не я. Прилепин меня опередил». Ага, вождь похвалил соратника. Наверное, для нацбола нет высшей похвалы. Но, все же, лично мне такая похвала неприятна – как-то вновь Эдичка себя выпятил. Вообще, наслушавшись и начитавшись, я как раз и ждал от прозы Прилепина нечто среднее между Хэмингуэем и Лимоновым. Оказалось, не совсем. И коли позволите и мне посоревноваться в сравнениях, то «Санкья» очень уж напомнил мне Шолохова периода «Донских рассказов». Очень. Особенно в прекрасном, образном описании деревни, земли (правда, признаюсь, у Шолохова все это звучало в разы, разы правдоподобнее), да и в «пришел в партию. дали литературу нужную почитать. теперь грамотный» (встречающееся не один раз) – рассказы Шолохова напомнило неимоверно.

Роман Прилепина безусловно хорош. Языком – в первую очередь. Но все же, какое-то странное, гнетущее ощущение не покидало меня многие страницы. До тех пор, пока не разобрался, что же за зверь меня скребет. Герои романа – идеальны. Они соврешенны. Они абсолютны – вот для этого конкретного места, этой страницы, этой книги. Они созданы специально для повествования. Они не живут в мире реальном, хоть и претендуют на это – только в мире идеальном. И если вдруг – шаг влево, шаг вправо – Прилепин словом, как рубанком, подтёсывает своих персонажей-буратин.

Тут, как с Маяковским-человеком убивавшим Маяковского-поэта. Прилепин не устает говорить, что Санькя – единственно истинно живой (ну и его товарищи, само собой), но во время чтения мне он показался холодным истуканом. И лишь иногда «Маяковский-поэт» восстает на убийство «Маяковского-человека». Тогда просачивается крошечный, в пару строчек, эпизод, в котором Санькя – все для себя решивший (как Раскольников), готов на убийство – содрагается, испытывает отвращение к соратникам так же мечтающим о физической расправе над своими врагами. Не знаю, специально ли Прилепин поместил этот эпизод, или эпизод сбежал из концлагеря писательского замысла, но эпизод великолепен. Хоть и пара строк всего. И если Прилепин прекрасно отдает себе в нем отчет – он безусловно один из сильнейших современных русских писателей. Но, все же, почему-то, как мне кажется, как и любой удачный побег – этот сюрприз для надзирателя. Хотя, уже чуть ниже, автор снова кидает живого Саньку на нары, а на сцене вновь пляшет марионетка.

Вообще много странных несоответствий в романе. Хотя, часть из них, возможно, мною надумана( и если вы сможете поставить им что-то в контру – то я сознаюсь, что был не прав). Но даже если они ошибочны – они лишь смутное подтверждение для меня моей точки зрения. Как мне показалось, Санькя вступил в партию уже после армии. Однако, в недавней заметке Прилепина «Санкья, где ты?» автор «путается в показаниях»: «Санкья пришел в партию то ли в восемнадцать, то ли в двадцать». В двадцать – ОК. В восемнадцать – не ОК(мне, почему-то, кажется, что идеологический крен начался у главного героя уже после армии). Ну, тут ситуация, как у одной моей знакомой – сколько раз читавшей «Постороннего» Камю, но в упор не помнящая эпизод с убийством.

Так же вызывает какие-то подозрения город главного героя. То ли, из-за скудных описаний его он показался какой-то безрадостной провинциальной дырой, где пыль да туман, то ли еще из-за чего. Но вдруг в городе обнаруживается супермакет – буржуйским ассортиментом своим способный посрамить столичную «Азбуку вкуса». Кстати, супермаркет этот так же идеально подогнан для канвы романа.

Но, это все какие-то наития, в которых я могу и ошибаться детально. Но ощущенчески они все же мне важны.

Вообще, противоречия и несуразности в романе правят бал. Санькя большую часть книги молчит – что ему только в плюсь. Куцые, скудные внутренние монологи – лаконично прекрасны. Они хороши. Они рисуют нам героя. Но, вот когда Санкья открывает рот – хоть святых выноси – что там апрельские тезисы Ильича. Это будет не просто посильнее «Фауста» Гёте. Герой наш идеологически подкован на все 100%. А сам, после школы не учившийся, выдает такие тирады, что ученый совет загонит в угол терминологией и формулировками. (Правда, в романе это отчасти объясняется тем, что «нужные и умные книги сам потом читать начал» – привет Шолохову!).

Следующим знаковым эпизодом книги для меня стало ограбление Санькой буржуя. В подворотне, при помощи розочки (отбитое горлышко бутылки, если кто не знает). Кажется – это очень важная сцена. Это ж, ё-моё, святое и благодатное, все прощающее-индульгенционное: «Грабь награбленное!» Но отчего-то с этого момента за Саньку стало гадко и обидно. Думал-то Дон Кихот, а тут… Как-то враз переменилось отношение, и уже мало чем отличался Санька от своих врагов (хотя, тут и подискутировать можно, я бы еще припомнил фразу из «Mein Kampf» о том, что обыватели могли победить фашизм в зачатке такой же откровенной агрессией и террором, но не решатся. Короче Макиавелли в действии.) И, в то же время, в этом эпизоде Санькя был живой – не театральный. Не такой, как в спектале с государственным переворотом.

В этом самом перевороте удивла дистилированная жестокость событий. Дистиллированная – в смысле, что кровь есть – но смерти нет. Как в современном американском кино. Боевик. Взрывы. Стрельба. Шестизарядный пистолет выпускает обойму, подстать автомату Калашникова – а убитых – нет! Не показывается смерть. Не политкоректно. Вот так и на страницах «Санькя». И все, кому и голову вкровь разбили, но в живых остаются.

Вообще, главным героем книги мне показался парень по кличке «Негатив».Нега – сокращенно. Нега – он вообще почти ни слова не говорит. Но Нега – он в любой момент готов на действие – не спрашивая. Нега – он с суперменской примесью – но ведь именно таким и должен быть Герой! И: «В Неге созидательное начало куда сильней желания все поломать, вот что!» А Санькя – он ведь даже судью, которого ему заказли – не убил. Да, вмешалась судьба, ну или deus ex machina коли угодно. Но ведь – он – хоть и был готов – не убил. А судят уже по итогам.

Роман меня сильно, очень сильно разочаровал. Столько хвалебных словес – а тут прочел сам. И ведь больше того – написано-то прелестно! Да и задел он меня чем-то, вот ведь, сколько слов понаписал. И в то же время, разочаровал. Ожидал сильной драмы. Настоящего. Жизни. А оказалась – сказочка какая-то. С героями – их пропыленных театральных костюмерных. С бравадой событиями, которые хотелось бы, чтобы в реале случились, но произошли лишь в виртуале романа. Да и про любовь, хоть сказано было пара емких, хороших, правильных слов – но всего лишь пара.

Короче, как говорил наш физик: «Я человек не злопамятный, но осадок не хороший остался». Вот и у меня – осадок от Прилепина. И ведь хочется прочитать что-то еще у него, что смыло бы этот осадок. И ведь попытаюсь. Но с этой конкретной книгой – пожалел. Какое садомазо соитие у меня произошло против моей воли. Вроде и понравилось, да вроде и не приятно.

Если продолжать мифологию Саньки по не так давно написанной Прилепиным заметке – «Санькя, ты где?», то не было никакого переворота. Революция – оказался чуть ли не бухим бредом. И книга приобрела новое досадное,плесневелое, но все же рациональное измерение. Это как с «Американским психопатом», где не разберешь, что выдумки Патрика Бейтмана, а что – правда.

В России, как известно – две беды. Дороги. И дураки, лучше всех знающие, как жизнь на земле Русской устроить надобно. Как жить человеку Русскому – правильно и нужно. Как вести Народы – в светлое будущее. Собственно, книга прекрасно это иллюстрирует.

История Саньки – это история безумия. Безумия – на всех парах несущегося к освободительному, очистительному взрыву. Безумия иррационального, неотступного, мрачного и, в то же время, яркого, красочного, ослепляющего своей чернотой и непроглядной тьмой человеческой души. История Саньки – это история поезда их стихотворения Егора Летова: «который устал от ржавого здравомыслия рельсов. Поезд с моста – пиздых!»

Прочитать роман «Санькя» можно на официальном сайте книги:
«Санькя»