Алексей Никонов, чтения в “tabulaRASA”

О лучшем отечественном поэте современности я уже говорил:
Сказал – раз
Сказал – два
- Алексей, после того, как ты неоднократно называл себя лучшим поэтом, вроде скромничать не пристало.

Никонов перебивает меня.

- Да я же не из ложной скромности и не для того, чтобы публику эпатировать. Это катастрофа – что я – единственный хороший поэт сегодня.

Интервью закончилось. Пожав руку поэту, надеясь войти в историю, потому что говорил с ним, поручкавшись с каким-то большим и налысо бритым, приправленный ароматом сладкого дымка, вывалился из гримерки. Скоро должны были начаться чтения.

Надо было написать о произошедшем еще вчера, покуда был на взводе, но решил отложить, поэтому буря эмоций поутихла. А что за буря? Да вот негатив один. Вроде к прекрасному приобщился, к поэзии, а уходил с остервенением, желая бить и бить окружавшие меня морды. Не все, конечно, но многие. Припанкованные детки, “индюшата” в облегающих черных джинсиках и с говеной фототехникой, расфуфыренные бляди – настоящий Вавилон. И ведь все пришли поэта слушать! Слушать и даже кричать в голос, в такт поэтовым строфам! Только вот странно, почему весь зал поддакивал поэту в рифмах о пёздах и блядях, а на прочее, без ненормативной лексики реагировал единодушным отстраненным молчанием? Неужели пришли в площадной брани упражняться? Нет – поэта слушать пришли! Как же.
Сижу на полу, болтаю с пареньком-анархистом, милый такой, приятный, белобилетником представился, пожалуй, единственное приятное знакомство вечера. Подтащили знакомиться какого-то прилизанного чувака. Представили – молодой поэт! Ну ё-мое, все тут поэты! Молодой поэт, во время чтения, плакал в ладошки. Плакал и украдкой зыркал, видит ли кто, как он собирает слизь слёз в ладошки. Что ж, я увидел.
В отдалении кривляется девка. Рыжая пакля волос, а я – мизантроп, и потому, отказываю ей в правде, в анархии, в революции, в молодости!(?), в утопии – краска сойдет и вместо гламурно-панкового прикида за 500 ю-эс-де – дресс-код офисный, ценник вряд ли изменится.
А после все разойдутся-разбредутся. Преимущественно по теплым домам, или бухать – что, в принципе, одно и то же. Да и я уехал в теплый дом. Я понимаю, что я – мещанин и говно. Но…

Ты повзрослеешь, это очевидно
и вовсе не обидно,
что сморщится прекрасный рот
и вылезет живот.
Сейчас ты молода – весь мир тебе,
но я пою хвалу судьбе,
что приготовила такое испытание –
стать взрослой, перестать шутить
и приступить к тому, что значит жить:
рожать детей и шить подушки –
и ты и все твои подружки
обречены судьбой старух
и вместо белых, тонких рук –
к морщинистым ладоням.
Так за искусство мстит природа!
и вот однажды в мартобре
две тысячи какого года?
на лавке старой во дворе,
встречая мне неведомое лето –
ты вспомнишь, вспомнишь обо мне.
Ты проклянёшь несчастного поэта.