Хочу показать вам две серии постеров. Первую сделали для уже знакомого нам литовского магазина “Mint Vinetu” (помните их обложки?).
“Книги меняются вместе с тобой. Перечитай свои любимые книги вместе с Mint Vinetu“
Continue reading
Хочу показать вам две серии постеров. Первую сделали для уже знакомого нам литовского магазина “Mint Vinetu” (помните их обложки?).
“Книги меняются вместе с тобой. Перечитай свои любимые книги вместе с Mint Vinetu“
Continue reading
Уже одно только название этой потрясающей (нет, не так ПОТРЯСАЮЩЕЙ!!!) книги хочется произносить с пафосом и очаровательным грузинским акцентом! Сначала название произнести, а потом и бокал поднять. За бабушку. За Зурико. За Илико. За Иллариона. Так, дальше будет чествовать пса Мурада. Так, а за дам? За Мери. За Циру. За тетю Марту.
В общем, вы все поняли, здесь всё праздник жизни, за всё и за всех хочется бокал поднять.
Мне очень хочется так много написать об этой книге, так много сказать, но не получается, ведь сам Нодар Думбадзе замечательно охарактеризовал свою книгу. В той сцене, где Илико и Илларион обсуждают юношескую поэзию Зурикеллы:
“— И еще. Вот ты говоришь: бессонница у тебя, ветер, снег, ненастье, мир рушится. Чему же ты радуешься? От какого такого счастья у тебя слезы льются, болван?!
[...]
Я нежно обнял Мери, привлек к себе и зарылся лицом в ее распущенные волосы. Мери плакала, плакал и я. Снег валил хлопьями, и ветер был, и луна, и солнцe, и любовь, и слезы, и много, много снега. Спросить у Илико, так и радоваться было нечему — ветер, снег, мир рушится. А я радовался и этому ветру, и луне, и солнцу, и моей любви, и этим белым-белым хлопьям снега“.
Вот такова и вся эта великолепная лучистая книга. И смеешься, и плачешь. Раздуваешься от удовольствия, словно шар воздушный, а то пожинаешь черную бурю в самом сердце. “Я, бабушка, Илико и Илларион” не просто книга, это целая жизнь!
“Когда спустя несколько минут я снова вернулся к бабушке, она уже не дышала. Я наклонился к ней и долго, долго всматривался в ее милое, дорогое лицо. Кто-то вошел в комнату и стал за моей спиной. Я слышал чье-то дыхание и чувствовал, что это дыхание всегда будет со мной, всю жизнь. Я не оглядывался, но знал, что это Мери, моя Мери, озарившая темную комнату светом. Потом я все же оглянулся. Оглянулся, чтобы увидеть этот свет и в его лучах моего Илико, моего Иллариона и мою бабушку…”
Читать книгу Нодара Думбадзе
“Я, бабушка, Илико и Илларион“
Все начинается еще в Войну. На бульварах Баку стоят зенитки, но грозное оружие лишь раз послужит заслоном от “немецко-фашистских захватчиков”. Кого они действительно не пропускают, так это местных мальчишек – к таким удобным для лазанья тутовым деревьям, ветви которых гнутся от сладко-вяжущих на вкус ягод. Затем салют Победы. С фронта возвращаются отцы и деды. Не все, конечно. В знакомых домах появляются пустые квартиры и вот, в них, въезжают новые соседи. Год 1947, жизнь налаживается. В конце-то концов, великие противостояния дворового футбола никто не отменял!
Потрясающая, пронзительная повесть Марии Мартиросовой начинается очень издалека, из времен юности отцов и дедов. Вот первая часть – братство мальчишек-голодранцев, дни напролет гоняющих трофейный кожаный мяч по грязной асфальтовой площадке. Здесь всё всерьез – драки, вражда с одноглазым директором кинотеатра и, конечно же, первые девчонки!
“Я перебрала старые выгоревшие снимки. На них все, кроме дяди Вовы. Строго сдвинув брови и зажав под мышкой ободранный кожаный мяч, прямо в объектив смотрит капитан команды, дядя Витя. Нападающий, дядя Алик, показывает рожки из-за круглой стриженой головы дяди Лятифа. Судья, дядя Сейфали, выпятил грудь, на которой блестит большой никелированный свисток. А в первом ряду, с закрытыми глазами, смущенно улыбается вратарь. Гарик. Мой папа. Он всегда боялся пропустить момент, когда нужно замереть с широко раскрытыми глазами. Готовился к этому изо всех сил, даже бледнел от волнения.
Но почти всегда получался с закрытыми глазами“.
Но, вот, старые фотографии рассматривает уже девушка Маргарита – дочь того самого Гарика-Гавроша, который когда-то так утомлял всех окружающих, в сотый раз пересказывая “Отверженных” Гюго. У Марго похожая жизнь – школа, игрушки, друзья – лучший нескладный мальчишка Гриша Рубинер, очень напоминающий Гарика-Гавроша. Как пелось: “всё те же чашки-ложки”. Вот только война уже позабылась, время другое, мирное. Баку, идет 1988 год.
Повесть Марии Мартиросовой замечательно развивается в нескольких временных и жанровых плоскостях, которые удачно дополняют и отражаются друг в друге. Так конфликт послевоенных мальчишек с хулиганом, позволившим назвать их друга “жидёнком”, повторяется в националистическом азербайджанско-армянском конфликте. Словно легкий взмах крыльев бабочки на первых страницах порождает бурю во второй части книги. А жанрово – начинаясь в традиции “дворовых рассказов о детях” (“Денискины рассказы“, “Неугомонные бездельники“, “Манюня“), преображается в жестокую личную хронику гражданской войны, наблюдаемую глазами ребенка.
В задачах писательницы нет умысла разобраться в причинах конфликта, показать кто прав, кто виноват. Трагедия ее героини, девочки-подростка Марго, предельно субъективная. Именно так Мартиросова показывает весь абсурдный ужас националистического конфликта.
“А, Руслан! Салам алейкум, поздравляю! – говорит на перемене Джаваншир. – Как это с чем?! Смотрел вчера новости? Мой брательник сказал, что мы этим эрмяни тоже гу-манитарный груз должны послать. Составы со всяким мусором… Вот им от нас помощь!
Ну и что, что я не высокий широкоплечий парень пятнадцати-шестнадцати лет. Я достаю до ненавистной рожи Джаваншира и луплю по ней изо всех сил:
- Там же дети погибли! Ты же смотрел телевизор, видел кровь? Ты не человек, ты фашист! Гитлер!!!
Я не чувствую боли. Просто кожа на моём лице, руках и плече как будто заледене-ла. Но я ни за что не заплачу. Я разлепляю разбитые губы и кричу Джаванширу:
- Помнишь того негритёнка в Доме ребёнка? Он тоже не азербайджанец. Иди, убей его. А ты – стриженого мальчика помнишь? – кричу я Нагриз. – Его Армен звали, значит, он армянин. Он тоже пускай умрёт? Да?!”
Повесть Марии Мартиросовой читается очень быстро. В вордовском файле всего 23 страницы; мне хватило каких-то полчаса в метро. Но малый объем, пожалуй, из-за своей концентрации бьет так сильно, что не всякая броня устоит. И если ты начинаешь читать простенькую, но замечательно написанную историю о детских шалостях, то ближе к концу хочется, то ли скорее закончить чтение, то ли бросить повесть от бессилия, то ли лезть на стену. “Фотографии на память” врываются в ближний круг, разрывают оболочку комфорта. Повесть, посвященная по сути фашизму, национализму, идеологическим манипуляциям и простым людям, которые попали в их жернова, отдается гораздо большей болью, чем притчевые вещи – например, “Коричневое утро” Павлоффа или “Последний черный кот” Тривизаса. Всё здесь близко читателю – и время, и место, и люди.
P.S. Вопреки обычаю, я не даю ссылки на электронную версию произведения. Просто со дня на день повесть выйдет в новой авторской редакции, в которой я с ней и познакомился. Тот же вариант, что встречается в сети имеет немного другую структуру.