-
Цитата:
“В детстве меня изумляло, что буквы в закрытой книжке не перепутываются и за ночь не теряются”
Хорхе Луис БорхесКое что еще:
Свежие комментарии
- Молли Миллионс/Салли Ширс | 365 дней книжного червя к записи Уильям Гибсон, «Джонни-Мнемоник»
- happy_book_year к записи 29. Роджер Желязны, «Ночь в тоскливом октябре»
- Шико к записи 29. Роджер Желязны, «Ночь в тоскливом октябре»
- happy_book_year к записи Non-fiction 2010
- zake к записи Non-fiction 2010
Последняя пятерка
Анна Старобинец, «Живущий»
Наринэ Абгарян, «Манюня»
Эдуард Шендерович, "Про битвы и сражения"
Уильям Гибсон, «Идору»
Саймон Лелич, «Разрыв»
-
Архив метки: Набоков Владимир
Книжные обложки на все времена. Часть 1
Продолжаю тему дизайна книжной обложки, начатую в предыдущих постах: о дизайне книжных обложек 2010; и голосованием (кто еще не сделал, то присоединяйтесь!) за лучшие отечественные книжные обложки.
Я нашел вот следующую интересную подборку книжных обложек, признанных каноническими. И, правда, поспорить я с этим не смею, т.к. не держав ни одного, из именно таких изданий, я без труда узнаю их.
«Над пропастью во ржи», Джером Д. Сэллинджер
обложка создана Майклом Митчеллом для первого издания 1951-го года. Одна из самых узнаваемых книжных обложек. Экземпляр первого издания с автографом автора считается одним из редчайших библиофильских артефактов.
(далее…)
Рубрика: Картинки, Книжный дизайн
Метки: Бёрджесс Энтони, Вульф Вирджиния, Грин Грэм, Диккенс Чарльз, Кокто Жан, Кэрролл Льюис, Макьюен Иэн, Маркес Габриэль Гарсиа, Набоков Владимир, Рэнд Айн, Сэлинджер Джером Дэвид, Теннесси Уильямс, Хаксли Олдос, Хеллер Джозеф, Хэмингуэй Эрнест, Шекспир Вильям, Эллисон Ральф
Комментарии (3)
45. «Защита Лужина», Владимир Набоков
«Защиту Лужина» я, наверное, запомню надолго. Ведь в том дело, что никогда еще раньше не было у меня нервного срыва от книги. И, проблема-то, как раз не в книге, а в том, что Набоков. Что слишком быстро после «Камера Обскура» вскочил на подножку очередного экспресса «Набоков». Неизящный пируэт чуть не лишил меня «ноги» и эмоционально встряхнул знаково.
История, казалось бы, о том, какой мир вертится вокруг странной парочки – шахматного гения и аутиста, судя по всему, Лужина и его жены, полюбившей этого нескладного отрешенного мужчину за что-то, что-то такое в нем невысказываемое, что-то притягательное, волнительное … а по сути из-за патологической тяги к сирым и убогим. (Ну, как у Кэмерон в «Докторе Хаусе», если вы в курсе). Но мир пускай крутится себе вокруг, пускай и Лужин с Лужиной как-то существуют. Лужин пусть бормочет себе что-то невпопад. Но, главное, главное здесь – шахматы!
Не так уж много я читал историй о безумстве. Хороших почти не читал. «Защита Лужина» – великолепная. Мир, который в воображении гроссмейстера, представляется единой, цельной, подчиненной законам 64-х клеток, шахматной партией. Квадраты окон, черно-белая плитка ватерклозета, шутка приказчика, и неоконченная шахматная партия, на соревнованиях. Блик солнца и гудок клаксона, жена и пустопорожние разговоры гостей. Прошлое, настоящее, будущее – все это лишь хитрые ходы некой гениальной, величественной, все вобравшей партии.
И нет-нет, но не поддаться навязчивому мороку Лужина трудно. И вот уже вся жизнь его, от мелочей, до парадоксальных событий, вроде женитьбы, кажутся ходами и ответами, дебютами и защитами. И наблюдая за громовой этой партией, которая, по разумению Лужина «звучит», как симфония, постепенно оказываешься во власти ужаса. Какой-то рок, чья-то мастерская игра. Вся жизнь – все ходы. Все ведущее к одной цели – жизненному мату.
Не помню, то ли я над книгой заснул, то ли задремал, но привиделось нечто. Лужин предстал мне в образе «кокона» из множества кубических фигур. И вот, один просчет, другой. И эта оболочка (защита?) начала неумолимо рушится, обнажив миру мягкое и податливое простое тельце, а не крепкий бастион.
История того, как Лужин ферматически с ума сходит, завораживает. Тайные знаки, тайная логика. Что-то похожее и замечательное было у Акутагавы, в рассказах, где писатель описывал собственное сумасшествие.
Но, несмотря на замечательность произведения, в Набокове мне необходима передышка. Редко встретишь книги, которые так полно, так много требуют от тебя эмоций. Высасывая, перенагружая, изматывая. Так что, отныне, думаю знакомиться с произведениями, как с сильным лекарством. По чайной ложечке. Надо передохнуть.
P.S. Интересно, а что же жизнь наша, как не защита имярека?
Читать роман:
«Защита Лужина»
Кунсткамера уродов в произвидениях Набокова
Читаю сейчас «Защиту Лужина».
«Камера Обскура» – «Защита Лужина» – …
Ну что за галерея уродов.
Думаю, после только «Лолиту», про очередного урода, педофила, чтобы поставить определенный плюсик в графе, и покончу с писателем Набоковым.
Противно.
43. «Камера Обскура», Владимир Набоков
«Прелестная, слова нет, – подумал Ламперт. – А все-таки в ней есть что-то от гадюки».
Наверное, не стоило читать дальше, чем авторское предисловие [к американскому изданию]: «Жил-был некогда в Берлине человек [средних лет]. Он был богат, уважаем, счастлив; в один прекрасный день он бросил жену и ушел к молодой любовнице; он ее любил, а она его нет, и жизнь его окончилась трагически». Ибо так гаденько и противно на душе, от книги, что-то давно не было. И если вы из тех, что любят устраивать геноцид своим нервным клеткам, то ю а вэлкам. Ведь роман – замечательный.
Искусствовед Бруно Кречмар, богатый и имеющий положение в обществе, тихую и счастливую семейную жизнь, виртуальную радость интеллектуализма и прочие материально/не материальные ништяки, страстно желал молодых девушек. Но, т.к. был трусом, то не любовницы завести, ни к проститутке сходить, не смел. А меж тем в горячих страстных снах ему являлись юные нимфы; хрупкие, с выпирающими угловатыми детскими коленками и упругими шариками молодых грудей. И как мог бы он догадаться по своим снам, но догадался лишь чуть позже, на опыте, искал он не невинность, а искусный порок, «одетый в гимназический фартучек».
Однажды, во тьме кинозала, он краем глаза заметил молодую девушку, работающую здесь. Любовь с первого взгляда, и непонятно с чего первого появившаяся храбрость. Какое мне дело до этого Горна, до рассуждений Макса, до шоколадного крема… Со мной происходит нечто невероятное. Надо затормозить, надо взять себя в руки…» Он приходит на еще один сеанс, и еще один, и так бы, наверное, не осмелился бы заговорить, если бы незнакомка не взяла бы все в свои руки.
16-летняя Магда, та самая кинозальная незнакомка, не может отказать себе в богатом ухажере, таком, как Кречмар. Почти по Одену, она «вульгарна, неопрятна и груба», но Кречмаром, сведенным с ума сладострастием, вертит, как ей заблагорассудится. Что дальше, уже было сказано Набоковым в предисловии – уход от жены и трагический финал.
Вот только детально, премерзко и упоительно.
История абсурдной «одиссеи» Кречмара, во имя швали не столько трагическая, сколько садистская. Словно убивают у тебя на глазах человек – идиота, верно, но все же жалко такого – а тебя заставляют следить за каждой фазой. Кречмар, будто загипнотизированный, выполняет все указания Магды, довольствуется любыми ее доводами и объяснениями. Читаешь и думаешь, что из них получилась бы отличная парочка госпожа-раб. Используя своего «раба», Магда, в итоге дойдет и до вполне садистских гнусностей.
Что это? Аллегория слепоты разумаала? Или макабрический абсурд? Роман о гнусности, которой может быть человек? Или аллюзия на общество, довольствующееся темной повязкой несуразных объяснений, которыми можно было бы «защитить» глаза от «солнца»?
В какой-то момент ловишь себя на мысли, что роман Набокова чересчур гротескный. Возможно даже излишне нацеленный на театральный эффект. Но, скатиться в пошлость ему не дает, в первую (и основную) очередь язык. Язык автора, благодаря которому, мы верим в то, о чем рассказывается, потому что из каждого разреза по плоти букв, бьет живая кровь. Вот такой шедевр синестезии от синестетика. Английское название романа «Смех во тьме», мне кажется, более удачным. В нем и ужас (которого в заключительной части романа с избытком), и пошлость какой-то второсортной фильмы (чего так же в избытке).
P.S. Наверное сказать об этом лишнее, и сравнивать даже не стоит, но как-то по прочтении «Камеры Обскура» понимаешь, что какой-нибудь Паланник, в свете прочитанного, писатель не нужный.
Читать роман Владимира Набокова:
«Камера Обскура»
Нас трое
Приехали сегодня в деревню.
Нас трое. Каждый – иллюстрация поколения.
Дедушка (он же тесть).
Я (он же папа, он же зять).
Дмитрий Сергеевич (он же внук, он же сын).
У меня есть ноутбук и модем скайлинк.
Из кинг – «Камера обскура» Набокова и «Я-робот. Стальные пещеры» Айзека Азимова.
Куры, петухи, коза и непуганные деревенские коты – радость для сына (он же внук, он же Дмитрий Сергеевич) – и умиление для меня.
Удивительно, но читать удается!
Что у девочек в книжках?
Кстати, вот новость, правда уже не новая, а из самого начала этого года, но все забываю вам ее рассказать.
Французская дизайнер Олимпия Ле-Тан (http://www.olympialetan.com/) в самом конце 2009 – начале 2010 выкатила на прилавки европейских бутиков свою новую коллекцию сумочек. Оригинальный вид дамскому ридикюлю придало оформление под … обложки известных романов, издания 30-50-х годов прошлого века. (Хоть Ле-Тан и поет дифирамбы дизайну и книжному оформлению того времени, сдается, что просто авторские права на оформление – не в силе.)
Есть сумочка «Лолита», есть «Над пропастью во ржи». Есть «Моби дик», и есть «Жемчужина» Стейнбека. В общем, читать – это модно. Ага.
Налетай, торопись! Кто бы какую хотел?
Рубрика: Картинки, Книжный дизайн
Метки: story, Набоков Владимир, Оруэлл Джордж, Стейнбек Джон, Сэлинджер Джером Дэвид, Уэллс Герберт, Хэмингуэй Эрнест
Добавить комментарий
Берцовой костью по черепушке Джейн Остин или краткая история литературных срачей
Докатился, тырю контент у Данилкина =(
Но это стоит того, чтобы рассказать =)
Марк Твен о Джейн Остин (1898). «Всякий раз, когда я читаю «Гордость и предубеждение», мне хочется выкопать ее из могилы и треснуть ей по черепушке ее же берцовой костью».
Мартин Эмис о «Дон-Кихоте» Сервантеса: «Чтение Дон-Кихота можно сравнить с растянувшимся невыносимо надолго визитом самого постылого старого родственника – все эти его шуточки, омерзительные ухватки, поток цитат, безобразные анекдоты… В тот момент, когда эот страшный сон заканчивается и старый хрен наконец убирается восвояси (на 846 странице – и это при том, что проза такая плотная, что буквально колом в горле стоит – передышек-диалогов и тех нет), ты, как и следует, пускаешь слезу; и это будут не слезы облегчения или сочувствия, а слезы гордости. Ты сделал это, несмотря на все ухищрения этого «Дон-Кихота»
Еще 6 высказываний на русском у Данилкина в блоге
Оригинал (50 штук) – The 50 best author vs. author put-downs of all time
И вот еще парочка от меня:
Набоков о Хемингуэе: «Что до Хемингуэя, то я впервые прочел его в начале сороковых, что-то о колоколах, яйцах и быках, и возненавидел это». / As to Hemingway, I read him for the first time in the early ‘forties, something about bells, balls and bulls, and loathed it.
Джеймc Гулд Коззенс (кто это вообще такой?) о Джоне Стейнбеке: «Я не могу прочитать и десяти страниц Стейнбека, чтобы меня не вырвало. Я не могу читать пролетарское дерьмо, которое было опубликовано в 30-х». / I can’t read ten pages of Steinbeck without throwing up. I couldn’t read the proletariat crap that came out in the ’30s.
Том Вульф о Хемингуэе: «Возьмем Хемингуэя. Люди думают, что причина, по которой его легко читать, в том, что он краток. Это не так. Я ненавижу краткость – это очень не легко. Причина, по которой Хэмингуэя так легко читать заключается в том, что он постоянно самоповторяется, просто использует союз «и», чтобы заполнить пустоты»./ Take Hemingway. People always think that the reason he’s easy to read is that he is concise. He isn’t. I hate conciseness — it’s too difficult. The reason Hemingway is easy to read is that he repeats himself all the time, using ‘and’ for padding.
Специально для notnatasha
Марк Твен о Брете Гарте: «Гарт – лжец, вор, мошенник, сноб, пьянь, тряпка, трус, Джереми Дидлер, он до краев полон предательства, и он так тщательно скрывает свое еврейское происхождение, как если бы это было позором. Откуда я все это знаю? У меня есть лучшее доказательство – личное наблюдение»./ Harte is a liar, a thief, a swindler, a snob, a sot, a sponge, a coward, a Jeremy Diddler, he is brim full of treachery, and he conceals his Jewish birth as carefully as if he considered it a disgrace. How do I know? By the best of all evidence, personal observation.
* Марк Твен обзывает Брета Гарта – Джереми Дидлером, т.е. персонажем фарса Джеймса Кини «Raising the Wind». Даже фамилия Джереми «говорящая» — a diddler – обманщик
Марк Твен о Фениморе Купере: «Творчество Купера имеет ряд недостатков. В одной из сцен «Охотника на оленей», на каких-то двух третях страницы он совершил 114 преступлений против литературы из 115 возможных. Это бьет все рекорды». / Cooper’s art has some defects. In one place in ‘Deerslayer,’ and in the restricted space of two-thirds of a page, Cooper has scored 114 offences against literary art out of a possible 115. It breaks the record.
Рубрика: Без рубрики
Метки: story, Брет Гарт, Вульф Том, Марк Твен, Мигель де Сервантес Сааведра, Набоков Владимир, Остин Джейн, Стейнбек Джон, Хэмингуэй Эрнест, Эмис Мартин
Добавить комментарий